Игорь Алексеев Как умирают слоны Записки из бутылки

Спасибо

Он пнул, разуваясь в сенях, ботинок. Конечно, не ботинок, а туфлю итальянскую. Остатки былых понтов донашивались медленно, поскольку он никуда не ходил. А одежда, ставшая на три размера ненужнее, вообще висела в шкафу, недовольная и топорщащаяся. Туфля подпрыгнула и встала как раз рядом со сброшенной ранее. “Спасибо”, — машинально выдохнул он. Его мучила одышка. На этом “спасибо” он как-то запнулся. Вернее, сознание отметило что-то необычное.

В самом деле, он стал часто говорить спасибо неодушевленным вещам: удачно закрытому и некапающему крану на кухне, оказавшемуся как раз под рукой переносному телефону, пледу, ловко и уютно укрывшему его с одной попытки.

Это, по-видимому, появилось с тех пор, когда он был в реанимации и сутками испытывал мучения от постоянных болей, терпел неподвижность в диализной палате или, с парой игл в венах, у себя в реанимации, когда часами капали растворы. Это появилось с тех пор, когда бывший друг-врач выкинул его из отделения (по распоряжению начальства, естессно) как бесперспективного больного подыхать где угодно, только не у него.

Слава богу, обезумевшая жена подняла матерых ребят, друзей по бизнесу, и он оказался в нужном месте. Правда, поздновато. Эти ожидания, несбывающиеся надежды, видимое разрушение когда-то мощного организма сломали его, сделали кротким и не способным хоть к какому-то виду борьбы или соперничества. Он замкнулся. Запретил звонить. Круг лиц, которые его могли видеть, составлял шесть человек. Дочери, жена, мать, теща. Правда, перед тем как он понял, что реально должен умереть, он составил списки людей, перед которыми был виноват, и самых близких друзей.

Они приехали каждый в свое время. Каждого он поблагодарил и у каждого попросил прощения. Кто не мог приехать, тех достал по телефону. Это принесло облегчение. В то же время гордыня, присущая ему от рождения, куда-то делась, сбежала, как старая крыса.

Тогда-то он и почувствовал вот это необычное сверхсмирение и способность благодарить все и за все. Небо — за то, что оно не хмурое, еду, которая поддерживала его силы, лекарства, которые снимали боль. Он говорил автоматически спасибо шприцу, когда удавалось без пузырьков набрать анальгетик.

Когда приходилось говорить спасибо людям, сразу хотелось плакать. Потому что он уже не представлял деньгонесущей единицы и был нормальным инвалидом первой группы с пенсией три тыщи рублей. Конечно, он был не полный идиот и сохранил какие-то системы, приносящие деньги почти автоматически. Но отсутствие возможности самостоятельно вырывать у жизни куски мяса уже не бесило, а обессиливало. И когда жена наливала ему суп, он мог заплакать. И плакал иногда.

Куда-то пропала зависть, откуда-то появилось равнодушие к вещам. Обозначилась манера говорить с людьми напрямую, без лжи и изворотливости. Это было очень легко делать. Какая-то свобода наступила.

А считать эти странные “спасибо” каким-то видом психоза или невроза он и не думал. Он вообще не обращал на это внимания. Просто говорил спасибо, и все.