За последние 2 года Джош Харнетт (Josh Hartnett) сменил трех подруг, попробовал себя в качестве продюсера и поссорился с британской газетой Daily Mirror, проинформировавшей читателей о сексе Джоша с неизвестной дамой в библиотеке лондонского отеля Soho. Однако на провокации Хартнетт не ведется и на вопрос, что он сейчас читает, отвечает прямолинейно: «Романы Дэйва Эггерса и Луи-Фердинанда Селина». Ему и без того есть о чем поговорить: он сыграл у независимого американца Остина Чика и вьетнамского мастера поэтического кино Тран Ан Хуна. А в свободное от кино время рекламирует новый аромат Emporio Armani Diamonds for Men.
Есть ли в вашей жизни человек, который всегда говорит правду в лицо?
Да. Это мой отец. Помню, я пригласил его взглянуть на мой театральный дебют и, само собой, после спектакля пристал, чтобы выспросить его мнение. Он замялся и после долгой, мучительной, практически театральной паузы выдавил: «Ну, я не знаю. У меня нет критериев, по которым я бы мог судить о твоей игре». Я продолжил его мучить: «Но тебе все-таки скорее понравилось?» «Ну, в общем, да, скорее понравилось. Но ты пойми, у меня нет критериев...» После того случая я всегда обращаюсь к нему, когда нужно услышать объективную оценку (смеется).
В спортивной драме «Воскрешая чемпиона» вы сыграли журналиста. Изменила ли эта роль ваше отношение к людям этой профессии.
Теперь я лучше понимаю прессинг, под которым живут журналисты. Например, если надо сочинить историю, когда таковой нет. И приходится конкурировать с уймой сплетен на интернет-сайтах и в блогах. В этой же сфере нет никаких ограничений, там можно написать все что угодно. А настоящий журналист – такой, как вы, работающий для серьезных изданий, – должен опираться только на факты. А дедлайны! Боже, это такая трудная работа! Виражи, как на американских горках! Вам приходится тяжелее, чем актерам.
В вас живет маленький журналист?
Живет, но я его давлю. Однажды ради вживания в роль я интервьюировал куотербека Джейка Пламмера. Это было мое первое спортивное и вообще первое интервью. Мне очень понравилось, мы отлично потрепались, но я не уверен, что это было сделано профессионально.
Как вы избегаете папарацци?
Я по мере сил стараюсь не попадать под свет прожекторов и сторонюсь мест, любимых папарацци и ведущими светских колонок. Хотя встреча с ними в Нью-Йорке, где я живу, неизбежна. Тут все вокруг вдруг стали репортерами. Иногда я читаю очень интересные вещи о себе, проблема только в том, что 95 процентов из них – ложь. Адвокаты подбивают меня на судебные иски, но я, правда, не обращаю внимания на всю эту суету. Мне повезло, потому что у меня есть хорошие друзья, которым я мил, когда трезв. И есть не мной придуманный рецепт того, как относиться к навязчивым проявлениям чужого внимания: «Возьми себя в руки – этот тип жаждет твоего автографа, ну и ладно, кого это волнует? Черкни ему свое имя, и пошли развлекаться». Если у актера нет хороших друзей, которых он завел еще до начала карьеры, он может попасть в плохие руки – это как в школе.
Насколько легко вы заводите новых друзей?
Я легко становлюсь другом с теми людьми, которые меня вдохновляют. Все мои нью-йоркские друзья имеют то или иное отношение к искусству, все художники, фотографы, писатели, музыканты. Искусство – сильное средство. Оно помогает оставаться оптимистом и поддерживает веру в человечество.
Вы часто выбираете рискованные с точки зрения коммерции роли.
Актер хорош настолько, насколько хорош режиссер, с которым он работает. Читая сценарий, я, конечно, могу фантазировать: «Да я сделаю такое, что все просто задохнутся от восторга!» Но все в руках режиссера. В его власти вырезать кусок с лучшей сценой. Поэтому я соглашаюсь только на проекты интересных режиссеров. Необязательно известных. Вот, например, я согласился сниматься в фильме «Я приду с дождем» у вьетнамца Тран Ан Хуна. Вы его знаете?
Нет.
Я так и думал. А ведь он побеждал на Венецианском фестивале с фильмом «Рикша», я очень люблю его картину «Аромат зеленой папайи». Но в Голливуде его практически не знают.
Расскажите о вашем продюсерском дебюте – драме «Август».
Я не только продюсер, я еще и сыграл в «Августе» настоящего пройдоху. Мой персонаж никогда не терзается угрызениями совести – у него ее просто нет, его не интересует ничто и никто, кроме собственной персоны и бизнеса. И вот в один прекрасный день он начинает терять свой, казалось, гранитный бизнес-статус. Действие происходит за месяц до 11 сентября, после этой даты многие вещи, казавшиеся непоколебимыми, серьезно изменились.
Вам в июле исполнилось 30. С каким настроением вы разменяли четвертый десяток?
Все мои друзья, которым уже стукнуло 30, говорят, что этот возраст приносит уверенность в себе. И не надо ничего себе самому доказывать. Не знаю, это, кажется, не совсем про меня. Да, я чувствую себя более спокойным и уравновешенным. И знаю, чего сам, а не другие, хочу от жизни.
И чего же вы хотите от жизни?
Хорошей карьеры, что означает для меня не погоню за деньгами, а работу с правильными людьми. Самое главное – найти баланс между карьерой и личной жизнью. Поэтому с недавних пор я стал приглашать на съемочную площадку самых близких друзей. Для создания живой атмосферы – вместо того, чтобы жить, как одинокий трубадур. Я перелопачиваю тонны сценариев, сейчас я задействован одновременно в четырех проектах и собираюсь так же активно работать еще пару лет. Мне это в удовольствие, плюс бессонница – моя верная подруга, поэтому я могу экономить на времени, отводимом обычно на сон и отдых. Я не хочу думать о том, что цель жизни – абстрактное счастье.
А когда одинокий трубадур обзаведется семьей? Ваш роман со Скарлетт Йоханссон, которому мы были так рады, оказался скоротечным, сегодня вас видят с певицей Надин Койл, да и с дочкой Брюса Уиллиса Румер вас замечали...
С Румер? Это rumour (rumour в переводе с английского «слухи). А кроме шуток, для меня большая тайна, как людям удается любить друг друга долго. Я все еще этому учусь. И однажды, возможно, научусь.
Какие женщины вам нравятся?
Еще со школьных времен меня привлекают темноволосые татуированные панк-рокерши.
Это, как я понимаю, шутка. А как вы выглядели, когда заканчивали школу?
Я тогда очень вытянулся и решил отрастить длинные волосы, чтобы выглядеть более загадочным. Получается, я был хиппи.
Что вы думаете о современной мужской моде?
Мне жаль, что мужчины больше не носят шляп. И наши штаны сползли ниже наших задниц...
Вы стали лицом аромата Emporio Armani Diamonds for Men. Теперь готовы к бремени секс-символа?
Какое же это бремя? Вообще-то это очень приятно и своевременно, поскольку – вы помните – я собираюсь через несколько лет на «пенсию». Кстати, я слышал об экономическом буме в России, говорят, там сейчас «небо в алмазах». Надеюсь, и мои «Алмазы» понравятся русским мужчинам. А они носят шляпы?
Нет, только ушанки.
(Смеется).
Комментариев нет:
Отправить комментарий